КОМПАКТ-ДИСК В СССР

© 2015. Кузин Виктор Евгеньевич.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Первый русский компакт-диск. «Горячее» лето 1989 года.



Еще в январе 1989 года было принято решение о размещении производства компакт-дисков в левом крыле основного здания МОЗ “Грамзапись” # (Кронштадский бульвар, 7). Это была часть (более 2000 кв. м.) трехэтажного корпуса, в котором размещались ремонтно-механический цех, цех гибкой пластинки, помещения лабораторий и прочее. Немного перефразируя Матроскина: пришлось “чтобы купить что-нибудь нужное – надо продать что-то ненужное”.

На всех этажах было несметное количество стен и перегородок, а для размещения всего необходимого требовалось три пустых зала с последующей заливкой фундамента под оборудование водо- и воздухоподготовки, под литьевые автоматы и оборудование мастеринга. Для последнего могли оказаться критичными вибрации от поездов метро – ведь тоннель и станция “Водный стадион” находились в нескольких десятках метров. Поэтому я связался с ЦНИИСК им. Кучеренко и специалисты замерили вибрации на первом этаже, а также прочность перекрытий на втором и третьем. Голландцы и шведы подтвердили возможность работы станции записи, а также размещение автоматов трафаретной печати и упаковки на втором этаже, они были самыми тяжелыми и весили более двух тонн каждый.

Я видел в Германии и Швеции много заводов CD – практически все они размещались в одноэтажных зданиях промышленного типа и находились вдали от населенных районов, что также продлевало жизнь воздушных фильтров. У нас же забор воздуха производился с шумной площади, которая к тому же служила конечной остановкой большого числа автобусов, что как говорилось у Ильфа и Петрова “воздух тоже не озонировало”. Но главной задачей на тот момент было срочно очистить три этажа от стен и сделать стяжку полов под фундамент. По согласованию с Генеральным (Сухорадо В.В.) мне поручили сформировать бригаду и за 2 месяца проделать эту титаническую работу. Из инструментов присутствовали лишь кувалды, носилки и тачки.

Этими ударникми труда (в прямом и переносном смысле слова) стали: Владимир Федоров, Владимир Жигулин, Алексей Корягин, Григорий Закс, Владимир Исаков, Владимир Машков, Евгений Волков и я. Трудились каждый вечер, а в выходные дни не менее 12 часов. С теперешних позиций считаю, что, как барабанщики на параде мы задали темп всем последующим работам, за что я очень благодарен моим “бригадникам-друзьям”. Пятеро из них перешли на это новое производство и всегда были моей опорой. А Владимир Владимирович Федоров (мы его называли “Комиссар”) оставаясь на должности Главного механика завода еще не раз, помогал и выручал меня уже после запуска производства. И хотя по вечерам ноги и руки тряслись от усталости (а ведь днем нужно было заниматься еще и умственной работой), я вспоминаю эти месяцы, как замечательное время!

Бьёрн Рейдхав, главный от ANCLA (о нем пойдет речь ниже) очень хотел попасть в нашу бригаду. Деньги ему были не нужны, он хотел самоутверждаться. Высокий, спортивный, “человек команды” – он рвался в бой, но директор
МОЗ “Г” (г-н Мазин) в корне пресек эту инициативу, сказав мне: “Ты с ума сошел – а если на него стена упадет?!” Естественно, если бы стена упала на кого-то из нас особой беды бы не было. В конечном итоге мы в срок выполнили работу, которая открыла дорогу к Первому русскому компакт-диску # .

компакт-диск в ссср
Слева: Бьёрн Рейдхав в 2000-х
Справа: съемки НТВ – все о CD от Виктора Кузина

Что же до команды, которая должна была реализовать проект, то есть пройти обучение и начать производство дисков,то набиралась она довольно кропотливо. Первоначально задумывалось, что это будут молодые специалисты «со стороны», так как в цехах на заводе была некая расхлябанность и воровство грампластинок. А это в корне губило саму идею нового производства. Но в дело вмешался Бьёрн Рейдхав. Этого шведа президент фирмы ANCLA г-н Ширш оставил в Москве «за старшего» со своей стороны. Бьёрну на тот момент было 40 лет, он обладал опытом создания «команды» на CD PLANT в Malmӧ (опытом весьма успешным), несколько лет служил офицером в армии, а это означало порядок и дисциплину, был хорошим психологом.

В то время на «Мелодии» (как, впрочем, и на всех предприятиях СССР) вакансии заполнялись после краткого собеседования и изучения трудовой книжки соискателя. По знакомству, по звонку, по общему впечатлению, но очень редко после оценки способностей, работоспособности и прочего. Практически никогда не учитывались качества, которые позволяли бы органично и бесконфликтно влиться и работать в коллективе. Для Бьёрна же, с его опытом, это было главным моментом при наборе состава. Именно он настоял на том, что часть команды (~50%) должны составлять «заводские», а вторая половина «головастых» инженеров (в основном из оборонки) должна была влиться в состав. Примерно так, как опытный зоолог подсаживает сильное животное в клетку к слабому, но хозяину на тот момент. И там они уже «притираются» друг к другу.

Мы сначала хихикали, глядя на то как Бьёрн двигает таблички с фото и именами на большом листе ватмана, который висел у него в офисе. При собеседованиях он задавал неожиданные для наших вопросы: о семье, о хобби, о спортивных увлечениях и прочем, что казалось не имеет прямого отношения к работе. Он заполнял какие-то свои тестовые таблицы, иногда советовался со мной. Некоторые нюансы тогдашней советской действительности он понять не мог, приходилось объяснять. В какой-то мере я был его советником в этих вопросах с января 1989 года, когда он первый раз оказался в Москве, я встречал его в Шереметьево. Хотя познакомились мы с ним за две недели до этого в Стокгольме. Мы приехали в гостиницу Союз-2, где он прожил почти полтора года (правда, довольно часто улетая на 2-3 дня к семье в Мальмо).


Обучение и приемка оборудования

Итак, команда к маю 1989 года была сформирована. А уже 15 мая первая пятерка отправилась в Мюнхен на фирму SICK, где за десять дней нужно было освоить автомат контроля качества. Причем отъезд оказался сверхнеожиданным – на сборы дали полдня, а у меня получилось и того меньше, потому что еще в 3 пополудни мы с Бьёрном бежали в МИД за паспортами с визами, а вечером самолет взял курс на Мюнхен. Мы не получили командировочные в валюте, и в последний момент Бьёрн уже в аэропорте выдал мне тысячу шведских крон, правда не пояснив сколько крон стоит марка. В туалете я засунул эту купюру в ботинок с надеждой, что ее не обнаружат. В Мюнхене нас никто не встречал – они не ожидали такой прыти от советских. Пришлось брать такси. Хорошо хоть название отеля мы знали. Я отдал двум таксистам эту денежку, они были очень довольны и долго благодарили. Оказалось, что я переплатил втрое, к тому же не взял квитанции. Потом я понял, что отчеты за командировки требовала не только бухгалтерия в СССР, но и у господ-капиталистов. Пришлось писать объяснительную для Ширша, и впоследствии я брал и сохранял все квитанции, чеки и пр.

Основная группа прилетела через Копенгаген в Мальмо. В тот же день туда перебрался и я. Всего на заводе тренировались 15 человек: 4 – гальваника, 6 – «чистые комнаты» (литье и лакировка), 3 – сервис, 1 – контроль качества на всех участках и переводчица. После двухдневных теоретических занятий, мы вошли в «чистые комнаты» для практической работы. У всех был нормированный рабочий день, кроме сервисной группы, куда я и вошел. Шведы подстраивали неисправности в работе оборудования как механические, так и связанные с электронной начинкой. И пока неисправность не устранялась, мы не могли покинуть завод.

компакт-диск в ссср
Лето 1989 г. – обучение в Швеции

Следует сказать, что жили мы в гостинице 1* рядом с портом. Номера были на одного человека, но размером 6 кв. м., в комнате стояла кровать, тумбочка, стул и стенной шкаф, под потолком подвешен 14′ телевизор. Был крошечный туалет. Но нас все устраивало – мы приходили туда только ночевать и утром позавтракать. «Шведский» стол соответствовал «звездности» отеля: сыр, колбаса, тосты, по одному виду овощей и фруктов. Скудность ассортимента мы компенсировали количеством съеденного. Удивленные работники буфета в первые дни только и успевали менять подносы. Правда, через 2-3 дня они уже знали, что при заходе нашей группы надо «свистать всех наверх!».

Ланч у нас был на заводе, а вот ужинать получалось у каждого по-своему. Командировочные составляли 134 кроны (около 18$ США). Для шведов это казалось мелочью, но мы видели такие деньги впервые. Конечно, никто не тратил на еду ни кроны. Кто-то питался консервами и сухариками, привезенными из Москвы, кто-то пытался заныкать что-то от завтрака. Вечера посвящались хождению по Мальмо, разглядыванию витрин, подсчетам сумм предстоящих покупок. Те, кто помнит 1989-й год, поймет – в магазинах сражались за суповые наборы, за посиневших тощих кур, да собственно за все! Почти все мы были людьми семейными, у многих были дети ( у меня в апреле родилась дочка, а сыну было 11 лет). Хотелось их порадовать и удивить. А женщинам (в группе их было три) еще и купить что-то красивое для себя.

На заводе прошли экзамены, каждый получил диплом о стажировке на CD PLANT. Далее в урезанном составе мы переехали в Стокгольм на фирму TOOLEX, где предстояло освоить и принять гальваническое и литьевое оборудование, изготовленное непосредственно для нашего производства. Туда же из Японии доставили автоматы лакировки GLOBAL MACHINERY в сопровождении двух японских инженеров. Они должны были заниматься с двумя нашими операторами, но Бьёрн прикрепил и меня к этой группе, объяснив, что эти автоматы в Европе еще не применялись. Никто из шведов и немцев с ними не работал, и почему Ширш закупил именно эти автоматы ему неизвестно, намекнув, что вероятно была ощутимая скидка за внедрение их в Европе, а тем более на новом производстве, да еще и в СССР. Для того, чтобы и TOOLEX понял, что это за машины к нам еще добавили Тони Гримальди – сына президента компании. А за литьевые автоматы я мог не беспокоиться, МD100 был одним из самых удачных автоматов для CD, да и Швеция была на связи ежедневно, пока их офис был на МОЗ «Грамзапись», это означало любые консультации и сверхбыструю поставку запчастей.

В качестве испытания были изготовлены 15,000 тестовых дисков: 5 тиражей по три тысячи каждый (по числу литьевых автоматов) были отлиты, металлизированы (правда не на наших машинах – они еще не были готовы и принимались в Германии месяц спустя), покрыты UV-лаком и отправлены в Германию на печать этикеток.

Еще несколько слов о трех группах, обучавшихся в Германии и Голландии. Про группу которая работала на участке мастер-дисков сказать могу мало; сам там не был, а вся четверка состояла из молодых и грамотных специалистов, которые и в процессе монтажа и дальнейшей работы держалась довольно обособленно, я их не «доставал», т. к. с работой они справлялись, качество обеспечивали. На свой участок они практически никого не пускали, я заходил к ним довольно редко, а администрация (директор и главный инженер) по-моему, не были там никогда. Группа обучавшаяся и тестировавшая автоматы металлизации тоже справились – для меня это была самая простая командировка.

А вот обучение и приемка 3-х красочной машины трафаретной печати этикеток KAMMANN прошли не слишком удачно, что показала дальнейшая работа производства. Надо признать, что в подборе этой группы и Бьёрн ошибся, и я не смог разглядеть это «слабое звено». До сих пор ощущаю некое чувство стыда, потому что качество наших этикеток (а в итоге ответственность за конечный продукт лежала на мне, как на «капитане корабля») оставляло желать лучшего. Да и дизайн этикеток, ввиду невозможности делать качественные полноцветные картинки был примитивен и однообразен, но этикетку мы получали в готовом виде из репроцентра. Если для классики это было не критично, то когда начались тиражи джаза, эстрады, фольклора диски внешне не выглядели привлекательно. Шрифты были однообразными, а печать нечеткой. Нужны были работы по подбору сеток, но эти ребята не хотели или не могли это сделать. И это притом, что если репликация работала в 2 смены, то печатная машина в силу своей высокой производительности работала 3-4 часа в день. Время для экспериментов было, не было желания.

Но уже в июле параллельно с обучением наших ребят, специалисты фирмы KRANTZ во главе с Йоханом Ратом (Johan Rath) начали монтаж «чистых комнат» на 1-м и 2-м этажах и монтаж оборудования для подготовки воздуха и воды на 3-м. Наши в этих работах не участвовали. А вот осваивали мы все это вместе с Йоханом. Он был воплощением немецкой тщательности и пунктуальности. Соблюдение технологии, регламентов было для него важнее библии. Он был строг и непреклонен, но ко мне он относился очень доброжелательно.

Что же до гостей и прессы, то всех водили смотреть через окна «чистых комнат» # на то, что происходит внутри, где операторы в комбинезонах, напоминающие космонавтов, снимают шпиндели с дисками, и как автоматические руки с присосками загружают диски на металлизацию или лакировку. Иногда показывали переходный шлюз. Я сам провел десятки таких экскурсий. Но сердцем всего производства являлась, конечно, подготовка «сверхчистых» воздуха и воды. Без этого не было бы ламинарного потока воздуха над этими автоматами. А без очищенной воды нельзя было бы изготовить мастер-диски и матрицы. За все это отвечали всего 3 человека во главе с Владимиром Исаковым. Весь этаж (700 кв. м.) был занят воздуховодами с фильтрами, резервуарами и емкостями для очистки воды.

Памятен еще один эпизод на стадии подготовки: для того чтобы определить сколько и каких фильтров и химикатов потребуется для очистки воды из водопровода, требовалось сделать анализы в Германии. Но оказалось, что на вывоз даже 10 литров воды требовались объяснения и разрешение аж из КГБ, а времени на запросы и объяснения не было, поэтому вывозили по 1-2 бутылки в чемоданах. Кстати, после этих анализов, шведы и Йохан для кофе и чая стали покупать питьевую воду в «Березке». Мы только крутили пальцами у виска – тратить валюту на воду, потому что были уверены, что наша водопроводная вода хорошая и вкусная. В обычных магазинах никто о бутилированной воде, кроме минералки “в стекле”, и не слышал. Естественно, и бытовых фильтров тогда не было.

Монтаж и подготовка к репликации

В сентябре все наши ребята подключились к монтажу, в основном были «на подхвате», но и «на ус мотали». Сервисной группе выдали совершенно роскошные чемоданы с инструментами. Даже по нынешним временам они бы выглядели солидно. А тогда все нам завидовали. Я свой позже передал новому сервисному инженеру, хотя было жалко. Монтаж шел даже с некоторым опережением графика, почти без проблем и ошибок, но у нас все-таки без неожиданностей не обходится… Основные автоматы поднимались на второй этаж краном. Был сделан проем в стене. Кто рассчитывал размер до сих пор не знаю. Все оборудование с запасом проходило в проем, кроме печатной машины. Несколько попыток не удались, возникла угроза падения крана и автомата. Иностранцы схватились за фотоаппараты, чтобы зафиксировать эту неудачу на пленку (видимо, чтобы снять ответственность с себя). И тут Владимир Федоров (Главный механик завода) взял управление в свои руки и послал меня наверх принимать машину. С ювелирной точностью, впритирку с проемом он ввел машину, а мы подхватили тросы и втащили ее внутрь. И Бьерн, и Йохан еще долго твердили: «Crazy» и «Fantastisch!».

Параллельно с монтажом началось опробование технологических режимов. Практически к декабрю 1989 года работы были закончены. Генеральный директор «Мелодии» Сухорадо вызвал меня в управление и спросил: «Сможем ли мы еще в декабре выпустить несколько тиражей?». Видимо хотелось отрапортовать или сделать кому-то подарки на Новый год. Я ответил утвердительно, тем более что иностранцы должны были разъехаться к Рождеству, а мне хотелось и их порадовать!

Итак, в первые дни декабря 1989 года мы установили четыре матрицы четырех наименований из списка, присланного из Управления. Из репроцентра пришли цветоделенные пленки для типографии, чтобы напечатать буклеты и инлеи. Компьютеров на заводе не было (точнее был один – в секретариате, и тот для «понтов»). Поэтому с того дня у меня в кабинете на стене появилась длинная «портянка» из ватмана – график прохождения заказов по этапам и отделениям (мастеринг, репликация, типография, упаковка и др.). С позиции сегодняшнего дня это вызовет улыбку, но тогда, на, практически, всех производствах, цехах, участках было то же самое.

С этого графика у меня в последующие полтора года начинался и заканчивался каждый рабочий день. И эта рутинная работа после года ежедневной гонки, нервотрепки, радостей и огорчений, стала одной из причин моего ухода с завода и из Мелодии, после тринадцати лет интересной работы. Второй причиной стало пиратство, но об этом неприятном факте в нескольких словах не рассказать.

P.S. Какой из дисков считать Первым Русским?

Конечно, те тестовые диски (5 тиражей по 3 тысячи штук) нельзя считать «русскими». Они были изготовлены в июне-июле 1989 года в Швеции и Германии на оборудовании, еще не принятом «Мелодией»: маркировка и дизайн отличались от последующих «стандартных» каталожных. Далее была форменная путаница со стороны Управления, репроцентра и редактуры, а именно – номер SUCD 10-00001 был присвоен изданию «Сюиты» П.И. Чайковский, а надпись «ПЕРВЫЙ РУССКИЙ КОМПАКТ-ДИСК» – появилась на буклете издания SUCD 10-00007 : «Стихиры» Иван Грозный и Родион Щедрин. Между тем, и тот, и другой тираж, отнюдь не были первыми в декабре 1989 года. Первыми были установлены матрицы дисков: SUCD 10-00012 «Литургия Святого Иоанна Златоуста» С.В. Рахманинов и SUCD 10-00003 «Симфония № 28» В.А. Моцарт.

Вопрос о первенце решился иначе. Вместе со шведами был разработан дизайн с куполами и звездами на красном фоне, как для диска так и для инлея, где оставалось место для того, чтобы расписаться всем работникам производства вместе со шведами и немцами. А матрицей для тиража стала шведская, с записью очень популярной в те времена группы «ROXETTE». Сигнатуру на матрице зачистили шведы. Бьёрн мог гордиться своей идеей и нашим воплощением. Ведь и на диске и на инлее было обозначено: ПЕРВЫЙ РУССКИЙ КОМПАКТ-ДИСК.

Все диски были розданы в качестве памятного сувенира сотрудникам, администрации. Примерно 100 штук забрали шведы, а всего было выпущено чуть более 200 таких дисков. Число «180 шт.» ходит по просторам интернета, а до этого и печатных изданий с моей «легкой» руки. В своей статье на rarity.ru # я указал такое количество. На самом деле, чтобы получить 180 годных дисков (а это один шпиндель, применявшийся на производстве) нужно отлить больше, т. к. часть уйдет в брак на этапах металлизации, контроля и шелкографии. Точную цифру назвать не могу, но их было 200-220 штук. На неформальном собрании Бьёрн Рейдхав, Евгений Кичапин, Володя Жигулин, Владимир Машков и я решили считать это # издание первым, а 10 декабря 1989 года датой рождения. До 10-го иностранцы присутствовали в «чистых комнатах» и помогали нам, а с 10 декабря мы работали самостоятельно. Естественно пиратским это издание считать нельзя: ни один диск изначально не был продан, а был лишь памятным сувениром, да и количество было мизерным.

Еще одну путаницу Управление «Мелодии» смогло внести в дату открытия производства. Хотя в декабре-феврале появилось множество публикаций о работающем в СССР производстве компакт-дисков, Чиновники Минкульта и Управления «устроили открытие производства» в марте 1990 года. В продаже к этому дню появилось несколько десятков тысяч дисков более чем 30-ти наименований, да и мы в этот день работали, как обычно, но чиновники все же организовали «торжественное перерезание ленточки». Правда, телевидение не приехало, да и дату уже никто не помнит. Автор этого послесловия пишет лишь то, что помнит сам и его друзья – участники тех событий. О том как все начиналось в далеком 1988 году читайте – Первый русский компакт-диск. Начало. #

">
Автор: Виктор Кузин

Присоединяйтесь к дискуссии в комментариях ниже:
Ошибка в тексте? Выделите ее и нажмите CTRL + ENTER | Powered by Orphus
Система Orphus